Мередит на секунду закрыла глаза и тут же вспомнила изможденное лицо своей матери. И этот дом... Господи, как она его ненавидела! Ненавидела громкие и грубые голоса, застоявшийся запах вина, дыма и потных тел.
– Больше я никогда ее не видела. Последнее письмо от нее я получила шесть месяцев спустя. Она попросила одну девушку из того дома отнести мне его. Этой девушкой была Шарлотта.
– Ваша подруга миссис Карлайл. – Ровный голос и лицо Филиппа не выдавали никаких эмоций.
– Да. История о том, что она вдова, – очередная ложь. Шарлотта пришла ко мне беременной и сильно избитой. Мы с Альбертом долго выхаживали ее, и с тех пор она живет с нами. Потом родилась Хоуп.
Мередит глубоко вздохнула, переводя дух.
– Наверное, мне хотелось стать свахой еще и из-за моего детства. Когда я была маленькой, я часто сидела в большом буфете под лестницей и мечтала о том, какой была бы наша жизнь, если бы мама вышла замуж. Да и все другие девушки в борделе... Если бы они встретили добрых и порядочных мужчин, которые женились бы на них, их жизнь сложилась бы совсем по-другому.
Мередит решительно тряхнула головой, расставаясь с остатками прошлого.
– Теперь вы понимаете, что не только брак, но и любое общение между нами с этого момента невозможно. Я несколько раз говорила вам, что не хочу выходить замуж. Я не смогла бы и не захотела бы лгать человеку, с которым живу. И я не могу надеяться, что кто-нибудь сможет забыть о моем прошлом... Не только о моем, но и о прошлом близких мне людей, потому что я никогда не оставлю Альберта, Шарлотту и Хоуп. Этот хозяин таверны Рамзи уже однажды узнал меня. Что, если я встречусь с ним вновь? Что, если однажды вся правда обо мне выплывет наружу? Я постоянно живу с этим страхом. Женщина с таким прошлым, как мое, может испортить всю вашу жизнь, Филипп. Вашу репутацию, положение, будущее, все.
Они стояли молча, глядя друг на друга, и шесть футов ковра, разделявшего их, казались Мередит океаном. Она не могла понять выражения лица Филиппа. Она рассказала ему все. Оставалось только попрощаться. Но ей почему-то никак не удавалось произнести последних слов.
Наконец после паузы, которая показалась ей вечностью, Филипп заговорил:
– Вы изложили все в присущей вам четкой и ясной манере, но у меня осталось еще три вопроса, если вы не возражаете.
– Не возражаю, разумеется.
– Первый вопрос: вы когда-нибудь лгали мне в чем-нибудь, что не касается вашего прошлого?
– Нет. – Мередит невесело усмехнулась. – Но в том, что касается прошлого, я побила все рекорды. О чем второй вопрос?
– Вы любите меня?
Мередит замерла. Разве может она отрицать очевидное? И разве может она признаться? Зачем? Оттого что она расскажет ему о своих чувствах, расставание станет только тяжелее.
– Я не понимаю, какое это имеет значение теперь.
– Для меня это имеет очень большое значение. – Не отрывая от Мередит взгляда, Филипп медленно приблизился к ней и остановился, когда их разделяло не больше чем два фута. Ее сердце билось с такой силой, что она, казалось, чувствовала, как кровь несется по жилам. Филипп взял ее руки и поднес их к губам. – Это совсем простой вопрос, Мередит. – Она чувствовала его горячее дыхание на своих ледяных пальцах.
– Очень непростой.
– На него можно ответить всего одним словом: да или нет. Вы любите меня?
Господи, как ей хотелось солгать! Еще одна маленькая неправда среди моря лжи, в котором она барахталась все эти годы. Но почему-то губы отказываются произнести ее. Опустив голову и глядя на их сомкнутые руки, Мередит тихо выдохнула:
? Да.
Пальцы Филиппа дрогнули, и он еще раз приложил ее ладони к своей груди. Сердце билось ровно и сильно. Одной рукой обняв Мередит за талию, он привлек ее к себе, а другой приподнял ее подбородок и заставил посмотреть ему прямо в глаза. Мередит не увидела в них ни осуждения, ни отвращения, которых ждала. Вместо этого Филипп глядел на нее с теплотой и нежностью. И с любовью.
– Мой третий вопрос: вы согласны выйти за меня замуж? Мередит перестала дышать. Она попыталась сделать шаг назад, но он продолжал крепко держать ее.
– Разве вы не слушали меня? – почти кричала она. – Я незаконнорожденная. Я росла в борделе. Моя мать была проституткой. Я сама была воровкой.
– Вы говорили, что научились жить в мире со своим прошлым. А мне кажется, вы никак не можете о нем забыть.
– Я научилась, но это не значит, что так же поступят и другие. Ни ваша семья, ни общество никогда не примут меня. Вы сами знаете, что это так.
– Вы не можете изменить и не можете отвечать за обстоятельства вашего рождения, Мередит. Вы не можете отвечать за поведение вашей матери. То, что представляется вам непреодолимыми препятствиями, мне кажется лишь поводом восхищаться вашим мужеством и решимостью. Вы считаете, что общество отвергнет вас. Что ж, наверное, именно так оно и поступит, если узнает то, о чем вы рассказали мне сегодня. Но только меня нисколько не волнует мнение этого общества. Я сам много страдал от его жестокости до тех пор, пока не покинул Англию. Я ничего ему не должен. И уж, разумеется, не пожертвую ради него женщиной, которую люблю. А что касается моей семьи... Кэтрин уже благословила наш союз. Она сама вышла замуж за человека с состоянием и длинной родословной, но они не любят друг друга, и она очень несчастлива. И не хочет такого же несчастья для меня.
Филипп прижал Мередит к себе еще теснее:
– Вернувшись в Англию, я был готов жениться на совершенно незнакомой женщине только ради того, чтобы сдержать слово, данное отцу. Сейчас все иначе. Я даже думать не могу о том, что моей женой станет кто-нибудь, кроме вас. Другие могут не принять вас, Мередит, но я принимаю. При-1нимаю вас именно такой, какая вы есть. Разве этого не достаточно?
Она дрожала и прижималась к Филиппу, словно ища опоры. Он выслушал все ее доводы и отмел их прочь, как при уборке выметают из комнаты вчерашний мусор.
– Но если вам не удастся избавиться от проклятия, Филипп?
– Тогда я стану умолять вас стать моей возлюбленной, Мередит. Я ни за что не навлеку на вас стыда и не предложу вам открыто жить со мной в Лондоне, тем более теперь, когда я понимаю, насколько ненавистен вам такой образ жизни. Если я не найду способа снять проклятие, мы оставим Англию, будем путешествовать, уедем за границу, где все станут считать нас мужем и женой. Проклятие не может помешать мне посвятить вам свою жизнь, даже если оно не позволит нам освятить наш брак в церкви.
Филипп осторожно заправил за ухо Мередит выбившийся из прически локон:
– Возможно, из-за того, что я много лет провел вдали от общества, или просто потому, что я так устроен, но только мнение очень немногих людей имеет для меня значение. Ваше прошлое, наша жизнь – это то, что касается только нас, и совсем не важно, что об этом подумают другие.